И еще о черте - Страница 1

К оглавлению

1

М.Горький

И еще о черте

Приятно утомлённый всем, что он видел, слышал и говорил в заседании бюро своей партии, Иван Иванович Иванов, придя домой, лёг в кабинете на диван, улыбаясь, сладко потянулся и застыл в истоме отдыха.

За окном дребезжали пролётки извозчиков, в голове ещё звучало эхо свободных речей, он вспоминал живую игру слов, красивые фразы, ловкие обороты, возбуждённые лица ораторов и - вдруг почувствовал, что он не один.

Невольно сдвинув брови, он поднял голову - на белых кафлях печи в углу кабинета тускло блестело чьё-то жёлтое, квадратное, холодное лицо. Иван Иванович сразу, движением всего тела, поднялся, сел на диване, упираясь руками в колена, и, вытянув шею, прищурил глаза.

- Не узнаёте? - раздался негромкий, металлический, взвизгивающий голос.

- Ах... это вы? - сказал Иван Иванович смущённо. - Да, я не сразу вас узнал... теперь так много живого, реального дела, что невольно забываешь о вашем существовании, - извините! К тому же вы несколько изменились...

- Но, изменяясь, я не изменяю... - с усмешкой сказал чёрт.

- Гм... - произнёс Иван Иванович, - я ведь говорю только о вашем лице...

- Ба! Теперь у всех не те лица, что были вчера, - молвил чёрт беззаботно...

"Кажется, намекает на что-то, бестия!" - подумал Иван Иванович и, беспокойно почесав мизинцем лысину, спросил:

- Вы что же... по делу ко мне?

- Эх, Иван Иванович! - печально вздыхая, сказал чёрт. - Что делать на земле чёрту теперь, когда люди превзошли его в творчестве мерзостей? Я стал теперь каким-то заштатным существом... наблюдаю, учусь провоцировать...

- Да, - солидно сказал Иванов, - предрассудки исчезают...

- Как же, как же! - согласился чёрт. - Я был на вашем съезде и видел, как усердно вы хоронили в потоках слов любовь к родине, интересы трудящихся классов, правду, честь...

- Позвольте! - сухо перебил Иван Иванович. - Я говорю о предрассудках...

- Я тоже! - молвил чёрт и засмеялся.

"Вот негодяй!" - подумал Иванов.

- Ну, как, Иван Иванович, довольны вы результатом вашей долгой и упорной деятельности? - дружелюбно спросил чёрт.

- Конечно!.. То есть... позвольте! Что именно считаете вы результатами моей деятельности? - Иванов строго вперил глаза в жёлтое лицо чёрта - а оно переливалось улыбками, как расплавленная медь.

- Как что? - воскликнул чёрт. - А пробужденье всей страны? Этот могучий прибой развитого вашей работой чувства человеческого достоинства, это растущее с волшебной быстротой сознание народом своих прав, сознание, которое вы так долго будили, эту огненную волну стремления к свободе...

- Позвольте-с! - вскричал Иван Иванович, вскочив на ноги. - Прежде всего вы - чёрт, и вам не следует впадать в высокий стиль, да! И обвинять меня... то есть приписывать мне всё это... эти огненные волны... покорно благодарю!

У Иванова дрожали пальцы, а лысина покрылась мелким потом. Он стоял перед лицом чёрта и размахивал в воздухе рукой - а чёрт беззвучно хохотал.

- Пробуждение и прочее... это, конечно, я не отрицаю... нет! Но - вам известно, что у меня сожгли усадьбу? Вы знаете, что перерезали моих овец и лошадям моим хвосты оторвали? Вы в этом видите сознание народом своих прав? Огненные волны... я? Я, было бы вам известно, не разжигал никаких огней...

- Иван Иванович! - звеня и взвизгивая, воскликнул чёрт. - Не отрицаете ли вы себя? Подумайте, кто издавал журналы и газеты, в которых говорилось о бедствиях голодного, бесправного народа? Разве не вы всю жизнь служили идее свободы? И разве вы не говорили много раз, что эту идею осуществит только революция? Ведь вы сочувствовали революционерам и порою облекали это сочувствие в реальные формы. Разве вы никогда не давали трёх рублей в пользу политических и рубля на нелегальную литературу?

- Довольно! - закричал Иван Иванович. - Я знаю-с, я писал в газетах, я читал лекции и вообще... но я всегда доказывал одно: необходимо заменить бесправие порядком! И больше ничего... И я не учил мужиков жечь мой дом... я не учил рабочих оставлять меня по неделям без огня и воды, без лекарств и железных дорог, без почты, телеграфа... я не учил анархии! И на революцию за все шестнадцать лет я дал всего семь рублей сорок пять копеек, - я это помню! И дал не из сочувствия, а... а из сожаления!

- Но, Иван Иванович, право же, вы несколько помогли... Вы внесли в сознание рабочих и крестьян кое-что... - убедительно заговорил чёрт, и на лице его отразилось что-то похожее на стыд.

- Ничего, что позволяло бы им портить мой скот! И никогда я не занимался пропагандой среди рабочих и крестьян... это ложь! Нет, уж извините, я предпочитаю, чтоб страна не пробуждалась в такой чрезмерной степени, но усадьба моя уцелела...

Иван Иванович проговорил эту фразу и вдруг почувствовал себя голым. Его костюм, солидный и удобный, рассеялся, как облако дыма, и, смущённо прикрывая руками то место, где на статуях помещается фиговый лист, он, в смущении, переминался с ноги на ногу, колыхая животом...

- Иван Иванович! - воскликнул чёрт. - Что с вами? Это преждевременно... так обнажать себя!

Иванов огорчённо осматривал своё тело и молчал.

- Конечно, я... хватил через край, как говорится, - пониженным и грустным тоном начал он.

- Но это было искренно? - подсказал ему чёрт.

- Вовсе нет! - снова возмущаясь, крикнул Иванов. - У вас отвратительная манера разговаривать. Ведь вы прекрасно знаете, что во всех этих забастовках, беспорядках и прочих ужасах я ни при чём... И если иногда... что-нибудь говорил... немного резко... может быть... так это среди своих и в состоянии запальчивости и раздражения! А вы мне навязываете роль провокатора...

- Нет! - сказал чёрт. - Но я думал, что так называемый честный человек...

1